синтез с привкусом железа.

она сидит напротив меня с напускным спокойным выражением лица перебирая золотые кольца, а я знаю, толко подав голос она тут же скинет топорность позы, двинет мне кулаком по тонким губам с особым рыком и начнется междоусобное око за око. в попытках проучить так бьют непослушных собак или пинают первый попавшийся предмет от злости, чтобы потом засипеть от собственной импульсивности. последнее время привычно дышать пылью этой комнаты и чувствовать осадок страха и допроса в капиллярах, рвать на ней всегда черную как уголь одежду до треска швов, и единственной сожалеть об этих ее невозвратных методах доказанной правоты. мы здесь очутились из-за моих ложных надежд на прошлой недели, она агрессивно мстила за розовые очки и неположенные мечтания, а я невинно улыбалась и не жалела о своей натуре. стена будет крошиться и она ударит об этот тонкий стол в разговорной мою спину, до скрежета зубов, уронит на землю и чтобы добивать кулаками и чувствовать влагу томленной крови – не будет жалеть. а я как новичок в этих кульбитах потеряюсь и все мимо и мимо каждый раз полечу, ударюсь, и выплюну пару легких. теперь я молчу и не даю ей ни движения, ни шанса на атаку, добыча не выходит на охотника, научилась маскироваться в траве и дышать тихо, неглубоко. как я тут оказалась? я знаю, что мы с ней не сходимся во взглядах на мир и все такое, разошлись в принятии ситуации и ожиданиях если по факту. не договорились и время затянулось, щелкает по плинтусам и убегает к потолку оседая паутиной. в маленькой форточке багровел закат.

она осуждающе кричит через безумные коридоры нашей квартиры и крушит вазы с винтажных лавок, заебала, которые я приношу чтобы ее зимние ледяные глаза не опустошали пространство напрочь до нежизни и до возможности несуществования. я на стену лезу когда она рикошетит в пространстве, и неймется и мечется, пугает, что вот вот застынет и распадется от дисбаланса в собственном теле. но вода разливается и растекается по тумбе маленьким водопадом, со следующей минуты все движения застывают. терпеть ее в состоянии безразличности ко мне куда проще с собранными васильками. думаю о том, что потом когда она отдышится, и воспользуясь связями кинет меня на пару дней в обезьянник приходить в себя, я как раз пережду забастовку рабочих на улице не далеко от центра где мы живем, и смогу беззаботно пробираться в полдень к любимой булочной. квартира конечно опустеет, и я буду под арестом натачивать не то свой хребет, не то стену, а она часами довольствоваться и ждать несостоявшегося покаяния в соседней комнате. почему она никогда не носит ту строгую форму? может быть это вытянуло с меня капельку страха, а не пота от постоянной борьбы. когда ей не нравится как я себя веду (не смейтесь пока я не до расскажу до конца), она запирает дверь и ломает вставленный ключ, не сомневаюсь, что рукой, ей хватит силы. а мне и остается только долбиться в дверь пока силы не уйдут и заснуть на коврике. никогда снаружи, всегда внутри, как экспериментальному образцу в клетке. а она ее подпирает и слушает. проходит время и следующей ночью с невинным видом распахнув дверь она тащит книги кафки, камю и прочих деятелей. сквозит потом так от незакрывающейся двери, что падают стекла и соседские коты наглеть начинают, трутся об косяк и уходят напрягая усы, энергия отталкивает возможно, я бы тоже не решилась на их месте переступать порог, и я поглядываю в проем двери, и ловлю момент для побега на пару часов.

когда ее, я не знаю кто она ей приходилась, изнасиловал один сопляк совершенно точно молодой настолько, что именно молоком ударило в голову, она не распространяясь на слова подхватилась ночью помчалась. оказалось, сорвавшись на грубость она оставила его с тремором в руках как после заводной машинки. пропахшая и потная завалилась в кровать беспокойно спать. крепко прижала меня со спины и шептала в затылок слово "никогда". единственным моим движением было моргание век, не решилась.