«Так она и оставила не только овец, но и свое жилище, высокогорный луг, дикий виноград, сумах, горный ясень, кусты можжевельника и приземистые дубки, на которые смотрела все лето, кроличью шкуру, что заменяла ей подушку, котелок, в котором варила кофе, кучу дров, что собрала только сегодня утром, камни у очага — каждый был знаком ей по форме и цвету».
Это кусочек из рассказа Элис Манро. Я вспоминала его, когда уезжала из Батуми — он очень хорошо передает уезжание.
Про приезжание ничего не могу вспомнить, может быть, потому, что каждому приходится изобретать его самостоятельно. Все изменилось, в общем и в деталях, даже луна в небе висит иначе. Это сильное переживание, даже если изменения к лучшему. Прежний опыт стал недоступен, как остров, постепенно он удаляется, над ним густеет туман. Новый опыт — тесный, как лодка.
Поэтому я попытаюсь простить себя за то, что бываю беспокойной и потерянной, как муха в запертой комнате. Надеюсь, что и вы меня простите (потому что текст, как известно, целиком зависит от состояния, а значит, я наверняка так или иначе транслирую здесь то, что переживаю).
Недавно, когда я в очередной раз сказала что-то про удивительность осени, меня спросили, неужели я так быстро забыла, как она ощущается. Я не сразу поняла, что значит «так быстро». Я прожила у южного моря сто лет. Сто лет собирала на набережной камни, а по вечерам покупала у знакомого продавца овощей вино и фрукты. Сто лет в садах за заборами опадали мандарины, спали по обочинам собаки и чайки кружили над стройками.
В. утверждает, что наши вещи были тяжелыми, потому что мне вздумалось везти с собой камни (а не из-за его гитарных штук, конечно). Но эти камни нельзя было не взять — я сто лет носила их в карманах пальто и в любой непонятной ситуации перебирала в руках. «Каждый был знаком ей по форме и цвету».
Это кусочек из рассказа Элис Манро. Я вспоминала его, когда уезжала из Батуми — он очень хорошо передает уезжание.
Про приезжание ничего не могу вспомнить, может быть, потому, что каждому приходится изобретать его самостоятельно. Все изменилось, в общем и в деталях, даже луна в небе висит иначе. Это сильное переживание, даже если изменения к лучшему. Прежний опыт стал недоступен, как остров, постепенно он удаляется, над ним густеет туман. Новый опыт — тесный, как лодка.
Поэтому я попытаюсь простить себя за то, что бываю беспокойной и потерянной, как муха в запертой комнате. Надеюсь, что и вы меня простите (потому что текст, как известно, целиком зависит от состояния, а значит, я наверняка так или иначе транслирую здесь то, что переживаю).
Недавно, когда я в очередной раз сказала что-то про удивительность осени, меня спросили, неужели я так быстро забыла, как она ощущается. Я не сразу поняла, что значит «так быстро». Я прожила у южного моря сто лет. Сто лет собирала на набережной камни, а по вечерам покупала у знакомого продавца овощей вино и фрукты. Сто лет в садах за заборами опадали мандарины, спали по обочинам собаки и чайки кружили над стройками.
В. утверждает, что наши вещи были тяжелыми, потому что мне вздумалось везти с собой камни (а не из-за его гитарных штук, конечно). Но эти камни нельзя было не взять — я сто лет носила их в карманах пальто и в любой непонятной ситуации перебирала в руках. «Каждый был знаком ей по форме и цвету».