Азарёнок. СТВ. Беларусь

Я в Польше был, например, в 2012 году. Абсолютно было доброжелательное отношение к русскоязычным. [...] Дальше, я приезжаю в Польшу, например, это был 2015 год, уже общаешься с местными, пошли уже некие предъявы. Типа, по-русски говоришь, тебя принимают за украинца. […] помню женщина старшего поколения, в поезде ехал, говорит: а что это ваш Янукович бросил вашу страну и убежал, типа, а теперь вы вот едете сюда. Почему? Потому что в Польшу начали массово ехать украинцы. И из-за этого начало портиться отношение к русскоязычным. Не сейчас, не из-за СВО, а еще это началось 10 лет назад, по мере того, как в Польше увеличилась украинская диаспора. [...] Это все полякам сильно не понравилось. В Польше моногосударство, […] там нет других национальностей, других религий. [...] для Польши появление нового контингента людей, украинского, это огромный стресс. У них такого никогда не было, и это сразу вызывает негативную реакцию.

Если мы посмотрим не важно там украинскую повестку, российскую повестку, кстати, даже польскую повестку, она идет милитаристская, но при этом украинцы положили там 400 тысяч, 500 тысяч за вот эту повестку, чтобы возродить ценность военной профессии. Русские там тоже понесли потери определенные. А мы потерь не понесли. Но мы можем, учась на чужих ошибках, тоже делать определенные акценты в нашей пропаганде какой-то и показывать молодым людям, что смотрите, традиционная ценность... И мы за это не платим жизнями.

[...] бизнес еще и на протезах, а обществу показывают, что это норма, это хорошо, смотрите – парень на протезах, это здорово. Но это мы дожили до такого, что вот сейчас в СНГ на этом строится пропаганда военная.

Апачев [...] через сотрудничество с «Вагнером» поднялся, раскрутился. Но потом произошли известные события, когда все структуры, которые работали с Пригожиным, их зачистили. Тем не менее, Апачев с ним работал, а вот он все равно выступает на огоньке. Это важно. Надо показать, что мы тут не мстим кому-то за что-то. […] Более того, там же недавно произошла перед Новым годом такая, можно сказать, публичная реабилитация бойцов-командиров самого явления. […] То есть, вот их формально всех как бы амнистировали, кто участвовал. Дальше покажи, что ты будешь делать. [...] Вот они своими трудами заслужили право на такую публичную, скажем, не реабилитацию, на возвращение в публичную повестку. […] И это очень важно для России. То есть, они показывают, что вагнеровцы бывшие, это не какая-то оппозиция власти или оппозиция к Минобороны, что мы уже сегодня все в одном строю.

«Азов» – это не столько про Европу, а про русскоязычных. То есть, они создали проект русскоязычный, ориентированный на Беларусь, на Россию, на славянские государства, но вот такой нацистский. То есть, приезжайте к нам в «Азов», мы всех принимаем, у нас такой нацистский интернационал.

Главное, что они сделали, наверное, это такая конверсия экономики военной, которая, по сути, завершена. Сегодня армия уже обеспечена всем. Вот если раньше там чего-то не было и много чего не было, то сейчас Россия показывает, что мы смогли сохранить военный контур полностью, его загрузить. При этом мы сохраняем еще уровень жизни обычного человека.