На цыпочках, как можно тише,
к земле подкрался первый снег,
и попросился на ночлег
под старой, деревянной крышей.
Разрисовали холода
рябины гроздья краской алой.
И в сточных трубах, как в бокалах,
замерзла мутная вода...
Засеребрило. Замело
окрестность улиц нелюдимых.
А в небо невесомым дымом
лилось из труб печных тепло...
Колючими руками ели
хватали краюшек луны.
Старухи в избах ледяных
еще по осени скорбели,
а снег - смеялся им в окно...
Огонь боролся с ветром в печи.
И даже звезды в этот вечер
со снегом были заодно.
Платком пуховым пелена
небес упала в лапы сосен.
"Я ухожу" - сказала осень.
"Пора..." - шепнула вслед зима.
Алёна Васильченко
к земле подкрался первый снег,
и попросился на ночлег
под старой, деревянной крышей.
Разрисовали холода
рябины гроздья краской алой.
И в сточных трубах, как в бокалах,
замерзла мутная вода...
Засеребрило. Замело
окрестность улиц нелюдимых.
А в небо невесомым дымом
лилось из труб печных тепло...
Колючими руками ели
хватали краюшек луны.
Старухи в избах ледяных
еще по осени скорбели,
а снег - смеялся им в окно...
Огонь боролся с ветром в печи.
И даже звезды в этот вечер
со снегом были заодно.
Платком пуховым пелена
небес упала в лапы сосен.
"Я ухожу" - сказала осень.
"Пора..." - шепнула вслед зима.
Алёна Васильченко