шелест страниц и грифельные пятна на твоих тонких пальцах овладевают моим вниманием в секунды.
«гляди в оба, ублюдок»,
конечно. конечно, я смотрю в оба.
дуло револьвера у моего затылка прожигает дыру и вызывает табун мурашек, ведь заветная пуля никак не срывается, не простреливает мой череп.
твоя искренняя ложь смешалась с горечью виски на кончике языка. я улыбаюсь криво, помято. словно вместо скомканного листа бумаги в мусор ты бросила именно меня.
конечно, я смотрю в оба.
кручу в памяти в точности до секунд каждую твою эмоцию, ведь я отдирал их от маски, намертво приросшей к твоей нежной коже.
помню каждую натянутую улыбку.
помню каждый мучительный вечер, когда от тебя несло перегаром и чужим парфюмом.
помню, как ты метала ножи в стену позади меня. очень надеялась, что я испугаюсь. уродовала обои, пока мы не залили пол моей кровью.
конечно, я смотрю в оба.
ты тянула к моему зверю руки, зная, что он их запросто оторвёт, если ты решишься погладить другого.
пропущенные звонки покажут тебе числа за сотню. может, две. может, ты и вовсе удалила мой номер, давно его заблокировала.
только последний удар пришёлся куда-то глубже, чем в сердце, когда всю посуду разбила и на трое суток меня в мучения опрокинула.
помню, как кричал от раздирающих грудь кошмаров. как судорожно хлебал ледяную воду в пять утра на прокуренной кухне, проверяя все диалоги с тобой.
ты вернулась с обкусанной шеей и зацелованным лицом, а я псом на коленях пред тобою завыл. боялся. слезами пропитывал твои грязные джинсы.
сожгла все наши фото и выбросила из окна мои вещи. ты была зла на меня, когда не находила пакеты, дозу и шприцы. я так и не сказал тебе, где всё это спрятал.
шкафы наизнанку.
душа и желудок мои наизнанку.
помню каждое твоё надорванное «исчезни», следующее «ненавижу».
«прости»,
«люблю»,
«гляди в оба, ублюдок».
конечно, я смотрю в оба.
только ты, не человек — всего лишь его подобие, не стоишь и мусора,
но сердце моё всё равно выбирает нажать на курок револьвера.