Игорь, 36 лет. Заведующий диагностическим отделением Городской клинической инфекционной больницы Минска
Мы с коллегами следили за новостями из Китая, и понимание того, что грядет большая проблема, пришло еще в январе. Инфекционная больница сразу начала подавать заявки на закупку защитных костюмов и респираторов, поэтому мы были полностью готовы к приему пациентов с COVID-19. На самом деле моя больница — одно из самых безопасных мест.
Корпуса «инфекционки» изначально были спроектированы для лечения пациентов с учетом разделения на грязные и чистые зоны. Мы — узкоспециализированный стационар, такой тип больниц остался преимущественно только в странах постсоветского пространства. В Европе от этого давно отошли. К сожалению, к такой беде ни одна система не готова в принципе.
Я первый медик в роду — в семье не без урода (смеется). У меня на лбу не было написано о призвании спасать жизни, но так получилось. Казалось бы, папа — инженер, мама — преподаватель музыки, но именно от них я получал самую большую поддержку в своем выборе, за что очень им благодарен. Об этом выборе я не жалею до сих пор. Учеба студента-медика состоит не только из зубрежки: когда-то увлекался группой Prodigy, регулярно ходил в клуб «Реактор» тут неподалеку.
Я работал в 2009—2010 годах, когда к нам пришел свиной грипп. Было примерно то же самое. Этот опыт сейчас очень помогает, не боишься брать на себя ответственность. У нас хороший коллектив, который работает как слаженный механизм. Когда нужна помощь, коллеги без вопросов приезжают из дома в нерабочее время. Мы очень сплотились за последние месяцы.
Довольно тяжело морально. Ты раньше жил по совершенно иной схеме. Работа у тебя, допустим, с 8 до 16, а остальное — это личное время, которое тратишь на себя и семью. Я не ночевал дома уже около двух месяцев, чтобы обезопасить своих близких. Семья для меня — это моя душа и психологическая защита. Не видеть жену и дочек очень тяжело. Младшая уже говорит целыми предложениями, а я понимаю, что все пропустил. Тяжело.
Поколению, выросшему в 90-е, хочется полностью обеспечить своих детей. Я тоже задумывался о том, чтобы уехать. Непросто объяснить, что остановило. Мне пока нравится то, что я здесь делаю. Чувствую себя нужным. Человек приезжает ко мне на каталке непонятно с чем, а уходит здоровый, улыбающийся, на своих ногах. От этого испытываешь очень сложное чувство удовольствия и удовлетворения своей работой, его трудно описать.
Первоначально был страх перед пациентом с неведомой коронавирусной инфекцией. У меня он прошел за неделю. Потом были негодование и обида, когда ты пытаешься что-то предпринять и рассказать, как правильнее, но это не воспринималось некоторыми коллегами. Затем пришло спокойствие: я не могу, условно, повернуть планету вспять, поэтому просто делаю на месте что могу — лечу своих пациентов. Появляется много научных статей об отсутствии лечебных эффектов различных препаратов при коронавирусной инфекции. Но я все равно пытаюсь действовать — работаю с тем, что у нас есть. И я не могу сказать, что не вижу эффекта, наши пациенты поправляются.
Сейчас в нашей инфекционной больнице все работает как часы. Начиная с приемного отделения, заканчивая выпиской пациента. Как перемещаются пациенты, по какой лестнице идут они, а по какой медперсонал, где переодеваются работники — все продумано и организовано. Но в других больницах осознание происходящего, понимание необходимости разделения зон пришло далеко не сразу. Очень многие коллеги ставили под сомнение необходимость разделения грязной и чистой зон, наличия шлюзов и прочее. Нельзя сделать чистым отделение с десятиместными палатами и одним туалетом на этаж. В таких условиях работать необходимо только в СИЗ. Отрадно, что в последнее время мнение коллег стало меняться.
У меня есть родители, которых я сильно люблю и по которым очень скучаю. Я даже думать боюсь, что будет, если они инфицируются. Знаю одно: если такое произойдет, тут же сяду в машину, приеду в Лиду, где они живут, и заберу на лечение к себе. Только в своей больнице я могу быть уверен, что будет сделано все, что необходимо и возможно.
