Терешковец.

Звонил сегодня в свою калифорнийскую страховку. Нужно было продлить полис на следующий год.

— Вы рождены мужчиной? — спрашивает страховщик.

Я замешкался. Мужчиной ли я рождён? Никогда не задумывался. Ну вроде мужчиной.

— Мужчиной, — подтвердил я.

— А сейчас идентифицируете себя по-прежнему как мужчина?

Опять секунда размышлений. Что за вопросы? Хотя в самом деле, кем же я себя нынче идентифицирую? Ведь могу же в эту пору либерализма идентифицировать себя и стулом, и шпанской мушкой и левой ягодичной мышцой, например, и при этом все будут серьёзно и понимающе кивать головой.

— Ну так, — говорю, — по-прежнему мужчиной.

Тут на некоторое время замялся уже страховщик.

— Вы знаете, — произнёс он неуверенно, — я всё понимаю, но следующий вопрос я обязан задать. По закону.

Ну, по закону, думаю, так по закону.

— Итак, вы сейчас беременны?

Я чуть не поперхнулся, хоть и нечем было попёрхиваться.

— Чего? — прохрипел я.

Мужчина повторил вопрос:

— Вы беременны?

— Вы не поверите… Нет, не беременен!!

— Хорошо, — страховщик с облегчением выдохнул. — А день рождения?..

— Что день рождения?? — я уже нервно предвкушал следующий вопрос.

— День рождения у вас по-прежнему тот же?

От же сука, пронеслось в голове, издевается!

— Я не хочу, конечно, вас разочаровывать, но с момента моего прошлого страхового полиса день, в который я появился на этот свет, как и год, и месяц, остались такими же! Или же у полисов есть магическое свойство заставлять тебя задним числом родиться в другую дату?!

Если вам нужен театр абсурда и немного истерического смеха — звоните, господа, в Калифорнию.

1690 км

Пару часов я пытался найти нормальную дорогу до кемпинга, а не раздолбанное полупросёлочное полотно из говна и палок, но попадалось именно последнее. День близился к концу, рвение постепенно замещалось апатией, и я наконец решил, что остановлюсь где-нибудь поближе, в зоне нормальнодорожной доступности.

В итоге оказался в частном кемпинге. Меня встретил бородатый парень с собакой по кличке «Сироп», которая с его слов являлась помесью тридцати благородных пород, зарегистрировал меня и назначил живописное место между берёзой и сосной. Здание, где мы были, походило на старую заброшенную столовую, которую переделали в некое подобие хипстерского лофта с элементами архитектурного упадка. Большие окна высотой три метра, в углу пара запыленных бильярдных столов, справа выдранные из какого-то кинотеатра ряды сидений, по центру горит в импровизированном камине костёр, а на фоне всего этого великолепия – пианино, синтезатор и чахлая ударка с одной барабанной палочкой. Пока бородатый парень что-то там объяснял по поводу правил поведения на кемпинге, я кивал, а сам постепенно удалялся к клавишам. Наконец, я сел за пианино, сыграл пару кривых аккордов и запел песню, «Сен-Симилья», оду бывшему баловству с марихуаной.

Через пару минут в здание вошёл мужчина в клетчатой рубашке и широких брюках. Прихрамывая, он приблизился к пианино.

– Играешь? – спросил он.

– Как вы догадались? – ответил я, удивлённо одёргивая пальцы от инструмента.

– Я тоже раньше играл, – сказал мужчина и кивнул в сторону. – Теперь вон только на синтезаторе, правда…

Я повернулся. Наклёвывалась какая-то история. У меня на них чутьё, на истории. Люди просто так ко мне не подходят, я давно уже это заметил. Я для них что-то вроде бесплатного психотерапевта или случайного священника, чтобы излить душу и во всём без последствий признаться.

– А что случилось?

Я их подталкиваю. Если подошёл – надо помочь человеку раскрыться, оголить струны души.

Мужик достал руки из карманов, показал пальцы.

– Видишь?

Суставы были красные, болезненно опухшие, почти в два раза больше самих фаланг. Я с омерзением сглотнул.

– Что это?

Мужчина пожал плечами.

– Говорят, артрит. Теперь играть на нормальном пианино не могу. Вернее, могу, но очень больно. Но как же, чёрт возьми, хочется…

– Понимаю, – соврал я. А что тут ещё скажешь?

– Но у тебя хорошо получается. Продолжай в том же духе, – прокомментировал он мои потуги.

– Да ладно, это я так, балуюсь…

Что-то было у мужика в глазах, что я никак не мог распознать. Тоска, что ли? Слишком узко. Там была буря эмоций. Тоска, зависть и раскаяние, наверное. И что-нибудь ещё.

– А вам сколько лет? – задал я нетактичный вопрос, когда он упомянул, что оооочень давно не играет на настоящих клавишах.

– Семьдесят, – сказал он.

Я хмыкнул.

– Странно. Я бы вам полтинник дал.

Мужик улыбнулся и ушёл. Я подумал, что, наверное, это мне не старики моложавые в последнее время попадаются, а просто у меня проблемы с определением возраста, вот и всё. Но это в принципе выгодно. Люди постоянно думают, что я делаю им комплименты. Я ещё немного поиграл и ушёл ночевать между сосной и берёзой.

Утром я вернулся в здание. Взбодрившись чайком и быстрой зарядкой на свежем воздухе, я полчасика поиграл, потом попрощался с бородатым парнем и «Сиропом», пожаловавшись на ужасное состояние дорог в округе, и пошёл к машине. В дверях я наткнулся на вчерашнего мужчину. Мы коротко поздоровались, я сказал, что сегодня уезжаю в Нью-Гэмпшир, и он пожелал мне удачи.

По пути к стоянке я услышал, как в здании заиграли. Я остановился и прислушался. Играли так виртуозно, что казалось, будто выступает целый оркестр. Даже «Сироп» перестал лаять и затих. Мужчина всё-таки сел за чёртов инструмент и теперь, должно быть, сквозь боль и слёзы извлекал из куска дерева со струнами животрепещущие мелодии. И что-то в звуке этого оркестра было знакомое. Что-то, что я недавно видел. Тоска, раскаяние и зависть по прошлому. А ещё – мягкие волны спокойной и уверенной гордости за настоящее.

Я послушал пару минут и сел в машину.

— Что вы будете, сэр? — спросил чернокожий стюард во время моего полёта в Дубай. — Блинчики или яичницу?

— А яичница с мясом? — уточнил я.

Стюард Эмиратских авиалиний, которые к тому времени уже успели покорить меня своим интерьером и вниманием к деталям, яростно замотал головой.

— Никак нет, сэр! Совсем без мяса!

— Давайте тогда яичницу, — согласился я.

Через пятнадцать минут, дочитав и отложив в сторону книгу, я приступил к еде, только чтобы к своему ужасу обнаружить подле моей потенциальной яичницы две ещё дымящиеся сосиски. Я тут же снова накрыл блюдо фольгой, как христианин, случайно наткнувшийся на томик «Эммануэль» и боящийся быть застуканным.

Когда спустя некоторое время стюард проходил мимо с тележкой, собирая полупустые блюдца у пассажиров, я поинтересовался, как так получилось, что давал он мне яичницу без мяса, а оказалась она — тут я брезлгиво приоткрыл фольгу — с мясом. На что стюард уставился на меня пятикопеечными белками слегка покрасневших глаз:

— Сэр, вообще-то она без мяса!

Теперь уже я в неверии уставился на свой поднос.

— Но вот же, — вскричал я, с отвращением, но смело протыкая сосиски вилкой, — вот же МЯСО!!

Я почувствовал на себе взгляд, которым смотрят на слабоумных.

— Сэр, — проговорил снисходительным тоном чернокожий, — курица, если вы не знали, — это КУРИЦА, а не МЯСО!!!

— Курица — это не мясо? — Про себя я начал нервно посмеиваться. — С каких это пор её понизили в ранге?

— Курица НИКОГДА,— с напором промолвил стюард, — слышите, НИКОГДА не была мясом. Мясо — это ГОВЯДИНА, а курица — это КУРИЦА.

В рядах послышались негромкие смешки пассажиров.

— Возможно, в таком случае, у вас найдутся блинчики… без курицы и без мяса? — осторожно уточнил я.

— Ничего не осталось, извините. Всё роздано! — Он показательно толкнул тележку дальше по салону.

Уходя по длинному узкому проходу, стюард, словно для того, чтобы убедить себя, еле слышно пробурчал:

— Курица — это не мясо…

Полчаса, застыв в немом ужасе, слушал, как племяннице в рилсах настойчиво предлагали во имя господа, Христа и вообще если любит родителей подписаться, поставить лайк и оставить комментарий. Манипуляции несовершеннолетними в целях лайков и подписок — это что, вообще, нафиг такое и из какого круга ада это пришло в нашу эру?

Официантка в Варшаве принесла чай с уникальным комментарием.

— Этот чай, — говорит, — может быть не очень вкусным, даже скорее всего он невкусный, но вы не пугайтесь, потому что так надо.

На мой вопросительный взгляд официантка пояснила:

— Так надо, он просто лечебный, но невкусный. Вернее, невкусный, но лечебный.

Уходя, она добавила:

— Пейте на здоровье!

Но есть и хорошие новости. Не унывайте. Всегда есть шанс ОПОМНИТЬСЯ — но он есть только СЕЙЧАС, в этот самый момент, когда вы читаете эти строчки. Опомниться и сказать себе, что мечты — это не глупость, а ваша прямая обязанность за то, что вы оказались на этой планете. Отбросить всю ерунду в сторону и сказать: я готов идти вперёд ради того, что для меня действительно важно, и ничто — никто — на этом пути меня не остановит! Решить — здесь и сейчас — во что бы то ни стало добиться своего. Только так вы сможете обуздать иллюзорное время. И только так ваша жизнь станет примером для подражания для других — тех, кто продолжит комфортно сидеть на диване.

Бросить всё — это не метафора. Это рецепт. У счастья только один ингредиент — СМЕЛОСТЬ.

Не думайте о толпах поклонников, наплюйте на внешнее определение успеха, не слушайте критиков и знакомых и коллег, пытающихся вас «вразумить» и объяснить, что то, что вы затеяли, — рискованно, безумно и глупо. Начните свой путь вперёд сейчас — не в понедельник и не с первого января. Не стремитесь к цели, просто неуклонно начинайте к ней идти. Пусть вам будет страшно, пусть будет трепетно от затеянного, но не зацикливайтесь на этом — кайфуйте уже в пути, начиная с этого момента. Вселенная может вам обещать только одно — что она прислушивается к вашим желаниям. И если вдруг вы смирились, то вы получите целое ведро этого смрадного смирения. А если же вы встали, отряхнулись и пошли к мечте — вселенная даст вам и это.

Нет правых, нет виноватых, нет времени. Есть только один непреложный закон, по которому работает мир, — каждый получает то, на что соглашается. Если это диван, офис и смирение — то будет так. Если это авантюры, яркость и величие — то будет так. Если это посредственность, пассивность и агрессия — будет так. Если это решимость, отважность и мечты — то будет и так!

Только в твоих силах встать и пойти. Никто не встанет вместо тебя и вместо тебя никуда не отправится. Никто не откроет внезапно твои таланты. Стучись — и тебе откроют. Спрашивай — и ответят. Благодари — и получишь благодарность. Люби — и получишь любовь. Отдавай — и дадут тебе. Будь собой, не смотри ни на кого, никому не завидуй — и вокруг тебя появятся такие же. Дыши полной грудью — и для тебя образуется воздух. Иди — и под ногами почувствуешь дорогу.

Когда ты поймёшь, что твоя мечта реальна, в тот самый момент она и станет РЕАЛЬНОСТЬЮ. Будут падения, сомнения, синяки и кровь — и будет ловкость, сияние, чистота и великолепие. Будут враги, зложелатели и завистники — но будут и преданные, и закадычные друзья, и те, кто поддержит и поможет. Дорога будет с обрывами, ухабистая и кривая — но именно в ней и заключается радость от достижения мечты и от того, что ты построил дом жизни по своему архитектурному плану, а не по совету безымянного соседа, которого интересует только одно — чтобы дом твой был меньше того, в котором живёт он сам.

С другой стороны, можешь прочесть это как очередную некую диковинку, забыть и — остаться на месте. Прокисать, ждать завтра, обвинять других, жалеть себя, неоткрытого гения, и пить горячее молоко с печеньками. Видеть в глазах тех, кто тебя окружает, грусть и ежедневную тоску, тяготу от осознания того, что до смерти придётся прожить ещё много-много таких же, одинаковых и однотипных, нелепых, серых и бессмысленных дней, и понимать, что в их глазах отражается твой собственный взгляд.

А можешь перескочить через эту ограду и побежать по полю — куда угодно, всё тебе дано и открыто, и нет никакого злобного пастуха, который якобы бросится за тобой вдогонку.

Есть только свобода твоего решения, которое принять ты можешь только СЕЙЧАС. Не в понедельник и не первого января.

Что если это в принципе невозможно — добиться успеха в будущем? Что если успех — это всегда и без исключения успех здесь и сейчас? Можешь ли ты прийти в состояние благоговения — перед тем, какой необыкновенный этот мир, насколько он полон волшебства и как он слушается тебя и каждой твоей мысли? Можешь ли ты испытать радость прямо сейчас, хотя бы просто от того, что ты есть — в этой вселенной на триллионы галактик, где только пустота, и холод, и неизвестность? В конце концов, можешь ли ты сказать, что готов измениться — сейчас, а не в понедельник или с первого января?

Ты никому не нужен кроме самого себя. Какая страшная истина! Но именно она даст тебе свободу выбирать то, как ты хочешь жить, и могущество изменять своё бытие по собственному велению. До тебя никому нет дела — только в твоих интересах заботиться о себе и делать себя лучше, чем ты был вчера.

Но есть новости и похуже: никто никогда не откроет твой гений. Никто не постучится в дверь с подарком. И никогда не наступит тот день, когда твоё лицо озарит широкая улыбка. Никогда — если ты продолжишь плескаться в этом удобном чане из жалости к себе, вины и сладкого самообмана. Никогда — если будешь винить всех вокруг. Никогда — если просто будешь ждать завтра.

Помнишь, какие у тебя были мечты? Сейчас ты, наверное, считаешь их глупостью. Но нет ничего важнее, чем твои мечты. Только они могут придать смысл тому, что ты здесь родился. Только с ними жизнь перестаёт быть бессмысленной чередой походов на работу, в магазин и в банк за положенной зарплатой. Ты мечтал быть рок-звездой, известным художником, балериной, спортсменом с мировыми рекордами за поясом, ты хотел кайфовать от того, что происходит вокруг, путешествовать, ни от кого не зависеть, быть мастером своего дела, обучать других и быть чемпионом. Но произошло кое-что СТРАШНОЕ. Тебя научили СМИРЕНИЮ. Тебе сказали, что так не бывает и что тебе положена пригоревшая яичница, а не королевский ужин из икры и филе-миньона, а если и бывает, то только у ДРУГИХ, за которыми нужно просто пассивно наблюдать и которым полагается завидовать. И ты поверил. Ты опустил голову и пошёл в офис, как на убой. Когда-то раньше ты бы стал презирать себя за подобное безволие и за это решение — пойти вслед за толпой, собравшейся у скоростного лифта в здании офисного небоскрёба. Но теперь тебе это кажется естественным и ЛОГИЧНЫМ. Все так делают! Ведь так люди и живут!

Следующая новость: НЕ ВСЕ так делают. И это НЕ ЖИЗНЬ. Те, кто не купился на миф или вовремя опомнился, пошли своим путём — полным рисков, неопределённости и дискомфорта, но всё это окупалось глубоким осознанием того, ради чего это делается — ради МЕЧТЫ. Ни одна мечта не бывает глупой. Глупым может быть только отказ от неё. Даже так: нет ничего глупее того, чтобы смириться, отказавшись от того, о чём мечтаешь.

У тебя не будет шанса всё исправить. Может, реинкарнация и существует, но, насколько мне известно, гарантировать её пока никто не может. А из этого следует вывод: гарантирована нам только эта одна, единственная жизнь. И вам не страшно потратить её на посредственность? На оплату счетов, на паршивую еду из ресторанов, на сплетни, на новости, на обсуждение политики, на бессмысленный трёп за бутылкой пива, на страх пойти за мечтой и САМОРЕАЛИЗОВАТЬСЯ? Достичь высот в своём СОБСТВЕННОМ небе?

Вам уже это говорили, и не раз: это НЕ РЕПЕТИЦИЯ. Мы уже давно все с вами на сцене, и у каждого из нас — ГЛАВНАЯ РОЛЬ. Но кто-то со временем скромно перемещается на задний план, кто-то и вовсе срастается с декорациями, превращается в мебель и замёрзших в вечности статистов, а самые смелые — остаются впереди и с каждым днём становятся лучше и ещё смелее.

Ты думаешь, у тебя есть время. У тебя его нет. Всё, что у тебя есть, — только мимолётная иллюзия, которую ты никогда не замечал. Сколько лет ты прожил в ожидании? Казалось, что жизнь скоро начнётся — настоящая жизнь, та, для которой ты был рождён. Не это жалкое существование, которое ты влачишь сегодня, а НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ, полная приключений, чудес и улыбок. Ты смотрел на других, которые жили иначе — по телевизору, в книгах, в соцсетях, — и ты завидовал им, надеясь, что однажды и твоя жизнь станет похожей.

Все эти годы — сколько тебе сейчас кстати? — ты занимался только одним: самообманом. Ты ждал будущего, а оно никогда не наступало. Будущее всегда оказывалось хитрей — оно приходило к тебе в маске настоящего. Хотя если уж мы говорим об этом, то всё ещё интереснее: это настоящее всегда надевало на себя маску будущего. И почти никогда оно не было похоже на то, каким ты себе его представлял.

И ты был уверен, что обманывали ТЕБЯ. А как иначе? Все эти герои с телеэкранов, удачливые выскочки в интернете — всем им повезло, никому из них тебя не понять, не понять твоего положения. Ты родился не в том городе, у тебя не те друзья, школа деформировала твою личность, политики не дают тебе стать успешным. По сути, ты был обречён с самого начала и с самого начала это было понятно — но было понятно только тебе.

Всё, на что ты уповал и на что надеялся, — это было ВРЕМЯ. Только время было способно тебя понять, залечить и принежить. Только время обладало сверхспособностью тебя обогатить и сделать успешным. Только время могло подарить тебе НАСТОЯЩУЮ жизнь.

И посмотри, где ты сегодня.

Чем ты занимаешься? Ты любишь своё дело, свою работу, куда ходишь каждый день? Тебе хочется с утра вскакивать с постели или ты уже ненавидишь весь мир, только успеют открыться твои глаза? У тебя есть настоящие друзья? Ты любишь своих родителей? Ты самореализовался? Ты делаешь этот мир лучше или только забираешь и накапливаешь, чтобы на твоих поминках все думали, как бы побыстрее избавиться от твоего хлама? Каждый твой день наполнен радостью или тебе хочется побыстрее его прожить, чтобы наступил желанный вечер — когда можно спрятаться в полумрачном коконе своего бытия, перед экраном с изображением тех жизней, которые ты так никогда и не отведал?

Возможно, много лет ты был уверен, что у тебя есть дар, что ты творческий человек и что вот-вот кто-то откроет в тебе твои таланты. Он, этот кто-то, неким чудесным образом узнает о тебе, и вот уже тогда ты и вправду заживёшь. У тебя будут и деньги, и слава, и признание — ты станешь, как эти успешные человечки, о которых ты смотришь передачи и о которых тебе рассказывают твои друзья, если они у тебя, конечно же, есть. Ведь мир тебе ДОЛЖЕН, не так ли? Тебе — талантливому, богопоцелованному.

Но если бы всё было так, ты бы не читал сегодня это. Тебя бы уже давно неведомые силы сделали счастливым и ты бы пожинал лавры собственного гения. Смею допустить, что, если ты здесь, чуда НЕ ПРОИЗОШЛО.

А что если допустить, что всё, что ты твердил себе, талдычил навзрыд все эти годы, — чушь, бред и обман высшей пробы? Что НИКТО не виноват в твоём положении? Что времени у тебя НЕ БЫЛО и НЕТ? Что завтра НЕ СУЩЕСТВУЕТ? Что твоё желанное будущее — в тех действиях, которые ты предпринимаешь СЕГОДНЯ?

Что если ты сам себя аккуратно, за ручку привёл в этот день, который ты так ненавидишь? Что если весь мир, все твои кумиры — это твоих рук дело и никто другой к этому не причастен?

Давай на этом не останавливаться. Пойдём дальше! Что если твоя ошибка существования заключалась в допущении, что сравнивать себя с другими — это правильно? Что если ты сравнивал себя с ними, забывая сделать самое главное — сравнить себя с тем, кем ты был раньше?

Сегодня был в центре Ашлэнда, когда заметил клубы дыма возле «Мистической библиотеки», куда как раз собирался зайти. Ну, думаю, горит библиотека и есть в этом определённо что-то мистическое.

Когда подъехал поближе, стало ясно, что горит не библиотека, а небольшое здание рядом. Здание было странное — в виде куба и без окон. Я подумал, что, наверное, какая-нибудь подстанция или что-то в этом роде. Но это не объясняло трубу на крыше здания (там котельная и Цой кочегарит???) и дым, густыми марганцово-чёрными тучами валивший из трубы в ясное ашлендское небо.

Через минуту у загадочного здания уже стояло три полицейские машины и ещё три пожарные. Никто не бросился в здание тушить НЕЧТО, что там горело, — пожарники мило и неспеша беседовали с каким-то седым мужичком лет шестидесяти, что-то у него выясняя. С виду мужичок был владельцем здания — он всё время показывал в его сторону и усиленно и понимающе кивал.

Пока небо чернело от дыма, я разговаривал с родителями по фейстайму. Мама пошутила, что это, наверное, крематорий. Я только задумчиво хмыкнул.

Здание само не горело, поэтому смотреть особо было не на что и я быстро заскучал. Я пошёл в библиотеку. Там я спросил у библиотекарши — пожилой женщины с длинными кудрявыми волосами и выпученными глазами, — что это там горит у соседа. Немного помявшись, она сказала, что это то здание, «где сжигают мёртвых людей».

— Крематорий?! — выдохнул я от удивления.

— Да, — сказала она. — Он самый. Вчера привезли большую новую партию. Хотя… — она задумалась, — непохоже, чтобы это жгли людей.

На мой вопросительный от недоумения взгляд она пояснила:

— Когда люди, дым обычно небольшой и тускло-серый. А здесь — НЕПОНЯТНО ЧТО.

Ушёл я из «Мистической библиотеки», захватив с собой томик «Диалогов с богом». Так, на всякий случай.

Хозяин дома в Орегоне, где я остановился на ближайший месяц, рассказал, как устанавливал интернет. У меня челюсть отвисла. Сейчас поймёте почему.

Дом находится в орегонской глуши. Вокруг только лес, небо и земля под ногами. И ещё олени задумчиво по утрам ходят, а днём, говорят, можно увидеть без дела бродящего по кустам медведя.

Соответственно, мобильной связи — ноль. А хозяин работает в модной сфере «лайф коучинга», и ему всегда надо быть на связи, чтобы давать консультации. Никакие интернет-провайдеры сюда кабель вести не захотели, и Сома (так зовут хозяина) решил установить спутниковый Старлинк.

Дадим слово хозяину:

— Проблема была только в том, что, как видишь, — он окинул владения широким махом руки, — тут сплошной лес, а неба — кот наплакал. Для Старлинка нужно много неба. Поэтому выход один — установить спутниковую тарелку на верхушку дерева.

Я посмотрел на дерево, на которое показывал Сома. С виду — сосна, высота — метров пятнадцать.

— И что? — спрашиваю, — установили?

Сома покривился:

— Установили-то установили…

Я помог ему, продолжая:

— Но…

— Но… честно говоря, мне даже стыдно это говорить. Мы нашли компанию по установке тарелок на деревья. Короче, мы им заплатили…

Я весь напрягься. Пятьсот долларов? Тысяча?? Чтобы слазить на дерево и установить там тарелку?

— Пять тысяч долларов… — с раскаянием выдохнул Сома и тут же потускнел.

Я переспросил, не послышалось ли мне. Сома гробовым молчанием лишь подтвердил мой ужас. Пять тысяч долларов.

— А сколько в итоге у них это заняло — установить тарелку-то?

Надежда где-то во мне всё ещё теплилась, что человечество не сошло с ума окончательно, что всему есть предельно рациональное, разумное объяснение. Может, они неделю на этт дерево карабкались, кто его знает…

Сома поднял глаза к маленькому клочку неба над головой, потом перевёл презрительный взгляд на сосну и ответил:

— Минут, эдак, сорок пять.

Считать чужие деньги, говорят, нехорошо. Да я и не считал. Я просто присвистнул и подумал, что в лайф коучи Сома немного поторопился. А вот что касается этих ребят из установочной компании — то им бы лайфкоучить людей в самую пору.

На днях ехал по Убуду без шлема, издалека увидел полицейских, но писательское любопытство и интерес к новому опыту сделали своё, и я решил не надевать шлем и посмотреть на всю «кухню» изнутри.

Разумеется, меня остановили. Попросили пройти в близлежащее здание. Там была небольшая душная и потрепанная комнатка, в которой мне представили «босса» — строгого балийца, сидящего за слегка покошенным столом с вентилятором, направленным на его хмурое лицо.

Балиец попросил права. Я показал ему свои индонезийские, совсем недавно купленные за сто долларов прямо в полицейском участке, на что он мне сразу отметил, что это хорошо, что у меня местные права. Потом достал большой журнал, полистал его и показал на графу с суммой штрафа – двести пятьдесят тысяч рупий, примерно двадцать долларов. В принципе мелочь, но мне рассказывали, как платили только часть штрафа, ссылаясь на то, что было в кармане. Я решил проверить.

В кармане у меня было сорок три тысячи. Я показал балийцу, на что он только строго засмеялся (да, я тоже не знал, что так можно). Потом резко снова стал серьёзным, отодвинул деньги и сказал, что ему нужна полная сумма. Предложил сходить мне в банкомат снять деньги. Я сказал, что у меня только кредитки и нет дебетовой карты.

Босс включил вентилятор на максимум, отёр пот со лба и заявил, что в таком случае мне нужно будет поехать в суд через две недели в ближайший город, до которого около получаса езды, если нет пробок. Было ощущение, что босс блефует, и я решил подыграть.

— Окей. Куда и когда явиться?

Босс недовольно кому-то махнул рукой.

Подошёл подчинённый босса и вывел меня на улицу. Спросил, оглядываясь по сторонам, сколько у меня. Я сказал, что сорок три тысячи. Он разочарованно вздохнул и предложил пойти в магазин «Indomaret» сделать банковский перевод. Я объяснил, что индонезийской карты у меня нет.

Параллельно я, конечно, улыбался и вёл себя непринуждённо, расслабленно и максимально дружелюбно. Подчинённый о чём-то подумал-подумал и отвёл меня обратно к боссу, которому что-то объяснял пару минут, после чего ушёл.

Я снова выложил наличку на стол. Босс её снова презрительно отодвинул и строжайше сказал:

— Так, забирай это, и ты свободен.

— Свободен? — удивился я. — Это как?

— Посиди сейчас здесь минуту и уходи. Понял?

Мы минуту сидели в гробовом молчании, прорезаемом только шумом вентилятора. Наконец, я сказал:

— Я могу идти?

— Больше никогда не нарушай ПДД, — сказал он безразлично. — Ты свободен.

На улице, когда я садился на байк, одновременно надевая шлем, ко мне подошёл азиат, которого тоже, видимо, остановили.

— Сколько ты заплатил?

Я улыбнулся:

— Нисколько. А ты?

— Нисколько? — в голосе его чувствовалась обида на вселенную. — А я двести пятьдесят тысяч…

Чуть позже я останавливаюсь на одном из таких полей и, пытаясь не обращать внимание на душистый аромат навоза и снующих перед глазами насекомых, смотрю, как медленно впивается в землю солнечный диск.

8938 км

Вся машина облеплена трупами божьих коровок. Я сначала подумал, о чёрт побери, плохой знак, не может быть ничего хорошего в том, когда такое происходит, но мне потом объяснили, что это нормально, здесь эпидемия божьих коровок, нашествие, которое длится уже больше двадцати лет.

Я, конечно, такого никогда не слышал, поэтому уставился на мужика в ожидании продолжения. Внизу течёт Миссисипи, я через пару часов буду в бинокль смотреть, как устало над полями Айовы садится солнце, перед нами расстилается невообразимый пейзаж из берега напротив и многочисленных островков, появившихся из-за помелевшей реки, а мне тут заявляют, что нашествие. Как так?

— А вот так! — говорит мужик и его двойной подбородок желеобразно вторит каждому его слову. Лицо у мужика туповатое. Он напоминает какого-то не особо успешного актёра, я пытаюсь вспомнить фильм, где его видел, но ничего не приходит на ум. Я вижу только капот своей машины с тысячами оранжевых и красных крылышек.

Озадаченный, я признаюсь мужику, как своему психотерапевту, что буквально час назад, как только я въехал в Айову, я испытал большую ментальную травму. Я зашёл в туалет на кемпинге, мимо которого проезжал, и там были ОНИ. Эти твари были под ногами, потолок был залеплен пеленой божьих коровок, они были везде: на унитазе, на стенах, летали в воздухе и садились, как похотливые женщины, мне на лицо. Я в ужасе выбежал из уборной.

Мужик смеётся. От этого его лицо становится ещё тупее, мне становится смешно, я тоже смеюсь, а он, кажется, только ещё больше заводится от моего смеха — и так мы стоим и смеёмся без остановки пару минут над моей психологической травмой. По-моему, это лучшая терапия. Иногда может стать страшно только от того, с какой серьёзностью и чуть ли не суеверной церемониальностью встречают пациентов психотерапевты. Лучше было бы, чтобы человек приходил и они вместе с терапевтом сорок пять минут беспрерывно смеялись. Даже если от проблем это и не избавит, то, по крайней мере, весело проведёшь время.

Мы на секунду затихаем. Внизу слышно, как вдоль Миссисипи громыхает поезд. Прямо у реки идут железнодорожные пути, и я ещё удивлялся, как они строят дома прямо между путями и речкой – им не громко жить в метре от курсирующих составов? Впрочем, я убедился, что человек гибок, как самый искушённый йог, и может привыкнуть ко всему на свете.

— Это Harmonia axyridis, — произносит мужчина, и вдруг его лицо больше не кажется мне таким безнадёжно тупым. Но в каком фильме я его видел? Там что-то было про психушку, а он, по-моему, был одним из надзирателей и ещё под глазами у него были большие тёмные круги.

— ???

— Азиатские божьи коровки. Завезли к нам из Японии двадцать лет назад, уже не помню зачем. А они, как неместные, расплодились и стали процветать.

Осенью, объяснил мужик, в тёплые дни их можно увидеть раз в десять больше, чем сегодня.

— Но сегодня ведь тепло, плюс двадцать пять.

Мужик пожимает плечами.

— Если пару дней такая температура сохранится, то их здесь будут тонны. В это самое время ещё начинается сбор урожая — соевые бобы собирают, и тогда эти божьи коровки совсем теряют голову.

Это понятно. Но я же человек впечатлительный, меня никто не предупредил, что в туалете меня может поджидать нашествие насекомых, повёрнутых на тёплых осенних деньках с соевыми бобами. Хотя, говорят, в малых дозах яд может быть полезен и постепенно себя можно приучить даже к цианистому калию (сомневаюсь), так что чем больше ты впечатляешься, тем, получается, меньше ты впечатляешься. Такой у меня получился айовский коан.

Эти впечатления с лихвой компенсируются живописной дорогой вдоль Миссисипи, по которой я ехал четыре часа, останавливаясь в некоторых из тридцати трёх маленьких старых городков, рассыпанных вдоль речных берегов Миннесоты, Висконсина и вот теперь ещё и Айовы. Я подсчитываю, сколько штатов успел посетить, но сбиваюсь со счёта. В Айове впервые за всё время я чувствую едкий запах навоза с полей. На дорогах практически нет машин, я перебираю радиостанции, ничего не нахожу и снова ставлю с телефона какой-то рок-н-ролл из шестидесятых.

Я думал, это миф, но нет, это не миф. Вчера, пока я сидел на нашем патио, во французское окно за моей спиной со всего размаху врезался небольшой красный кардинал. Ошарашенный неожиданной преградой, он озадаченно на меня посмотрел, потряс головой и недовольно упорхнул на соседнее дерево, где отходил от удара ещё минут пять. Так что большие окна это хорошо, но не для всех.

Учитель випассаны в Дэлавере: вам ни в коем случае нельзя писать об этом опыте 🤐

Я: без проблем ✍🏻 (уже пишу третью главу)

Всю ночь (буквально! с 12 ночи до 5 утра) под окнами моей студии в Гарлеме кто-то безостановочно блевал, в промежутках постанывая. Я думаю, нет смысла рассказывать, каким крепким сном я спал и какие прекрасные сны мне снились.